40-е и 50-е
Когда началась Великая Отечественная война, Николай Минх, Яков Скоморовский, Юрий Лаврентьев, Борис Ренский, Исаак Дунаевский, Леонид Утесов, Дмитрий Покрасс, Клавдия Шульженко, Борис Карамышев, Виктор Кнушевицкий, Александр Варламов и ряд других музыкантов, композиторов и певцов со своими оркестрами гастролируют по фронтам. В это время Василий Соловьев-Седой пишет знаменитую песню «Вечер на рейде», а Никита Богословский – «Темную ночь».
После войны из джазовых музыкантов-фронтовиков был создан эстрадный оркестр Всесоюзного радио под управлением Виктора Кнушевицкого.
В 1946 году Александру Цфасману довелось работать над созданием большого эстрадного оркестра «Симфоджаза», творческой базой которого стал театр «Эрмитаж».
В московском ресторане «Метрополь» после войны любители джаза ходили на выступления популярного ансамбля с Сергеем Седых на ударных, Александром Розенвассером на контрабасе, Виктором Андреевым и Леонидом Кауфманном на фортепиано, Яном Френкелем на скрипке и Александром Ривчуном на тенор-саксофонах и кларнете.
Конец 40-х годов считается наиболее сложным периодом в истории советского джаза. Это было время борьбы с так называемым "космополитизмом", то есть с влиянием "буржуазной" западной культуры. 10 февраля 1948 года Политбюро ЦК ВКП(б) выпустило печально известное постановление "Об опере "Великая дружба" Вано Мурадели" заклеймившее "формалистическое направление, чуждое советскому народу". Была открыта охота на всё что могло попасть в категорию "буржуазного" искусства. И в эту категорию как "западная" музыка естественно угодил и джаз . Кстати, никогда, даже в самый разгар "антикосмополитской" кампании, джаз не был официально запрещён. Но в то же время джаз как музыкальное течение и джазовые коллективы подвергались "критике" означавшей на деле бешеную травлю. Были даже запрещены некоторые музыкал.ные инструменты ассоциировавшиеся с джазом. Травля прекратилась только с началом хрущёвской "оттепели".
В 50-х годах Владимиром Рубашевским в столице был создан диксиленд, специализировавшийся на исполнении джазовых стандартов и пьес, написанных отечественными композиторами.
В это же время в Москву с гастролями прибыл Олег Лундстрем со своим джазовым оркестром. Его изначальным местом прописки была Казань. Коллектив презентовал в столице, как свои авторские композиции, так и джазовые пьесы, основанные на фольклорных мотивах. Начиная с конца 50-х годов, Лундстрем вместе со своим оркестром переехал в столицу и и с того времени считался одним из лучших отечественных джазовых коллективов.
В 50-х годах Матвеем Блантером и Исааком Дунаевским были написаны песни, вошедшие в золотой фонд отечественного джаза. Кроме того, композиции для оркестров писали Борис Мокроусов, Никита Богословский и Василий Соловьев-Седой. Многие из них были лирическими и шуточными. Они игрались как большими составами, так и импровизационными ансамблями «комбо». Отдельно стоит сказать о том, что такие советские композиторы как Вано Мурадели, Андрей Эшпай, Арно Бабаджанян и Тихон Хренников в это время также писали песни для оркестров.
В это же время в Советском Союзе начали появляться любительские джазовые коллективы. В каком-то смысле они стали новой кузницей талантов, которые постепенно переходили в разряд профессионалов.
В конце 50-х – начале 60-х годов начали активно записываться, так называемые, составы «комбо» из молодых столичных музыкантов, которые ранее входили в «золотую восьмерку» - оркестр Центрального дома работников искусств. Звуковые сессии проходили с участием пианиста из Москвы Бориса Рычкова и ленинградского трубача Германа Лукьянова. Этот состав выполнил первую профессиональную студийную запись, которая была признана новой волной отечественной джазовой музыки.
Маститые советские композиторы стали принимать в свой профессиональный союз видных отечественных джазменов. Среди них появились такие имена как Вальтер Оякяэр, Уно Найссоо, Константин Орбелян, Юрий Саульский, Владимир Терлецкий, Владимир Рубашевский, Мурад Кажлаев, Игорь Якушенко и Богдан Троцюк. Они занимались записью пластинок, их композиции передавали отечественные радиостанции, а песни исполняли на концертах.
С 60-х годов и до наших дней по всему СССР и постсоветскому пространству отечественные музыканты участвуют в джазовых мероприятиях. Во времена СССР славились тбилисский, новосибирский, донецкий, ярославский и ленинградский фестивали. В 1967 году в Таллин приехали не только отечественные ансамбли, но и швейцарские, финские, шведские и польские исполнители.
В 1962 году состоялось первое зарубежное турне отечественного джазового коллектива в составе Николая Громина, Андрея Товмасяна и Алексея Козлова. Они стали участниками джазового фестиваля в Варшаве. После этого отечественные музыканты постоянно гастролируют по всему миру. Во времена СССР Анатолий Кролл, Константин Орбелян, Олег Лундстрем и Вадим Людвиковский со своими оркестрами выступали в столицах Чехии и Польши, где были гастроли и у «Ленинградского диксиленда», а Николай Громин и Георгий Гаранян со своей группой покорили Прагу.
Гастроли оркестра Бенни Гудмана по СССР
В 1962 году в СССР с двухмесячными гастролями посещает оркестр легендарного американского кларнетиста Бенни Гудмена. Гудман и оркестр дали в общей сложности 32 концерта в Ленинграде, Москве, Киеве, Ташкенте, Тбилиси и Сочи, на которых побывало более 180-и тысяч человек. Оркестр Гудмана встречали и провожали стоя, по десять раз вызывая музыкантов на бис. Люди попросту не расходились, пока в зале не выключали свет. Как позже признались музыканты оркестра, такого приема никто из них не ожидал. Сам Гудман был восхищен рыбалкой, чудесными исполинских размеров залами и тем, что у русских все в порядке с «чувством свинга». Среди зрителей также оказались Н.С. Хрущев и А.Н. Косыгин. Правда, первый секретарь удалился уже после первого отделения, сославшись на то, что от этих «джазов» у него болит голова.
Из воспоминаний Советского джазмена Сергея Лавровского: “Я хочу рассказать, пожалуй, о самом знаменательном эпизоде за все время существования первого джаз-клуба – это приезд в Ленинград оркестра Бенни Гудмана в июне 1962 года. Естественно, это было революционное событие в развитии не только питерского, но и всего советского джаза. Был дан какой-то толчок. Конечно, мы гонялись за музыкантами, нам было интересно с ними поговорить. Но ведь никто ж не разрешил бы нам провести джем-сейшн с американцами. Поэтому мы решили провести его ночью, тайно в здании университета. Рояль там был, я привез свои барабаны, кто-то из ребят привез контрабас. Гена Гольштейн посадил американских музыкантов в свой катер и повез якобы на прогулку, а сам пристал около университетской набережной. Мы тихонечко провели американцев в университет. Этот джем-сейшен продолжался до тех пор, пока они еще могли сидеть. Для нас это было такое супер-общение, потому что мы смогли увидеть и услышать, как играют американцы по сравнению с нашими звездами.
Нужно отдать должное Вихареву Юрию Михайловичу. Ведь именно благодаря ему этот секретный джем-сейшен состоялся. Юрий Вихарев -Пианист, композитор, музыкальный журналист и поклонник джаза.
В 1961 году организовал в Ленинградском университете джаз-клуб, был его президентом, читал лекции о джазе, проводил концерты.
Из книги Ю. Вихарев “Есть что вспомнить”: Радости нашей не было предела, хотя большинство музыкантов и любителей джаза испытывали некоторое разочарование от столь странного выбора - почему Бенни Гудман? Странным потому, что вряд ли Гудмана можно считать ярчайшим представителем американского джаз. “Король Свинга” - пожалуй, но чтобы претендовать на роль “короля джаза” - это уж извините. А ведь для первой встречи русско публики с американским джазом нужен именно “Король”: Луи Армстронг или Дюк Эллингтон, Канта Бэйли или Элла Фитцджеральд, да даже Лиззи Гиллеспи или Майлс Дэвис. Ведь мы жили уже в 60-х, а не 40-х!
Однако, когда мы все по тому же «Голосу Америки» узнали состав оркестра, разочарованию пришлось потесниться, дабы уступить место томительному ожиданию. Еще бы! На трубе — Джо Ньюмен, саксофонисты Фил Вудс и Зут Симс, тромбонист Джимми Неппер... А ритм —Виктор Фельдман), Билли Кроу, Мэл Льюис на барабанах. Это вселяло надежды.
Вершиной деятельности университетского джаз-клуба был, несомненно, ночной джэм-сейшен с гудмановцами. Все было внове, все было первые: и возможность увидеть живых американских джазменов, потрогать их, поговорить с ними, послушать, а может, — чем черт не шутит! — и поиграть.
Да еще среди ночи! Прямо как в Штатах. Я все-таки до сих пор не могу понять даже не то, как нам это сошло с рук — мне было просто безразлично, что будет потом, ради такой ночи я был готов хоть на эшафот, а как вообще такое стало возможно и прошло та удивление гладко.
Прекрасно понимая, что среди ночи ключ от двери актового зала мне никто не даст, я с небольшой группой музыкантов еще с вчера оккупировал помещение. Никаких подозрений поначалу это не вызывало, поскольку мы нередко репетировали по вечерам. Оставалось только ждать. Все было в воле Божьей. Мы уже никак не могли вмешаться в естественный ход событий.
ГГ: Нет, после этого джэма.
ЮB: А разве у них в тот день не было концерта?
ГГ: Нет, концерт был. После него отправились в «Асторию», а уже потом в университет…
Вот это энергия! Подумать только: в 19.30 концерт, за час до него надо «раздуться» (разогреться, как говорят спортсмены), в 23 — перекус вперемежку с джэмированием с советскими музыкантами, а потом еще переться через Неву, чтобы снова и снова играть всю ночь напролет. А назавтра история повторится, разве что в других вариантах.
Мы уже вовсю джэмировали, когда в 12-м часу ночи появилась первая группа во главе с Геной Гольштейном. Естественно, все его коллеги-саксофонисты: Фил Вудс, Зут Симс, Джерри Доджен. И сразу, расчехлив свои инструменты, вошли в наш квадрат. Поразило то, что не нужно было просить, уговаривать, как некоторых наших «звезд».
Немного смущало отсутствие ритм секции, хотя Витя Волков играл совсем неплохо, а уж Лавровский-то старался изо всех сил. А что-то все же не ладилось. Словно изъясняются на разных языках, стараясь компенсировать незнание отчаянной жестикуляцией. Ну что-то там элементарное понять можно, но тут ведь речь шла о весьма серьезных вещах.
Вот как Гена объяснил это.
ГГ: ...на джэме я начал прозревать, а на записи понял: главная наша ошибка в том, что мы не играем с ритмом. Даже, может быть, ритм у Лавровского был не такой уж плохой, хотя американцы морщились, но они морщились совсем по другим причинам: мы-то играем элементарно не с ритмом. И поэтому ни о каком свинге и речи быть не может. ...И вот как только пришли американцы, все сразу преобразилось.
ЮВ: Свинг ожил…
IT: Да, ожил, потому что они заиграли элементарно вместе, точно засвинговали, это сразу приобрело пульс, динамику…
ЮВ: И смысл.
ГГ: Ну, да. В общем, произошла какая-то реанимация.
Мы были в России, а потому ничего не знали, как это выглядит там, в Америке. Задача была одна: понравиться американцам, а тут уж все средства хороши, и мы выдавали такое…
Если имена Фила и Зутса нам о многом говорили и музыка их была достаточно знакома нам по записям, то никому неизвестный Джерри Доджен был просто каким-то откровением.
Несколько раз заходила вахтерша и требовала закругляться, но ее уже никто не слушал. Минул час, другой, третий, а мы все играли и играли, слушали и слушали. Расходиться никому не хотелось. Поражало мужество американцев — ведь им завтра снова выходит, на сцену. И не известно еще, как посмотрит на это их строгий шеф, маэстро Бенни Гудман. Сам он, конечно, не пришел. Говорят, обсуждал мировые проблемы с нашими музыкальными функционерами в Союзе композиторов.
Наконец, в четвертом часу ночи, когда напряжение несколько спало, уступив место естественной усталости, начали растекаться на английский манер, не прощаясь. Фил Вудс, правда, еще направился с Чарли (Гольштейном) кататься на катере по каналам нашей Северной Пальмиры. Я, к сожалению, принять участие в этой увлекательнейшей прогулке не смог нужно было привести все в порядок после этой упоительной вакханалии, чтобы к утру комар носу не подточил. Но могу поведать о ней смачным языком Геннадия Львовича.
ГГ: ...мы вышли из университета, и у меня стоял на набережной катер. «Тяни-толкай» такой. Это был четвертый час утра. Были великолепные белые ночи.
ГГ: Мы вышли на набережную. Зут Симс был совершенно серый от выпитого. Совершенно серое лицо. И он пошел в гостиницу. А мы... Это были Фил Вудс, Джо Ньюман, была еще их переводчица Надя... А у меня «Тяни-толкай» — такая смешная штука, этакий пивной ларек. На одной стороне написано по-латыни, а на другой по-русски — «Тяни-толкай». Будочка с окошечками... Ну ты помнишь, смешное судно такое. Все гнилое. И вот мы с ними поехали по Неве, по Фонтанке, мимо Летнего сада. И я понял, что для них это был какой-то фантасмагорический сон. Они просто ожили, что никакой джэм-сейшп... Они просто забыли обо всем.
ЮВ: Поразила красота?
ГГ: Ну да, вонючий этот корабль мой... Там какой-то бачок стоял сзади, такой буквально бачок, как паровозик — с горлышком для заливки бензина, куда всё время надо было подливать, потому что бензин моментально кончался и его все время надо было подливать. Доски были настелены какие-то. Ну совершенно какой-то... Времен импрессионистов судно какое-то… Ну вот. И мы поехали по Фонтанке, и они были безумно счастливы. Кончилось это тем, что у Казанского собора мы наткнулись на кучу говна, которая перегораживала канал буквально на три четверти, и надо было отталкиваться от нее. Громадная куча, такая смрадная. И они с таким восторгом схватили багры и принялись отталкиваться, один там чуть не свалился, но, конечно, были в жутком восторге. Я уж не помню, где мы их там высадили... Да, наверное, у «Астории»... Ну да. Плыли по каналу Грибоедова, потом сделали такой круг — мимо сада отдыха, вошли в Мойку и там высадили. Они были в диком восторге. И потом еще когда Фил Вудс писал мне, он все время спрашивал, существует ли «Тяни-Толкай»?
Я слушал этот рассказ с понятной завистью, но и с каким-то чувством недоумения, внутреннего протеста, что ли. Нет, не в отношении Чарли, конечно, а уж тем паче не в отношении наших гостей. Неприятные чувства эти были вызваны нашими блюстителями порядка и борцами за чистоту нравственности. Ведь эта идиллическая картинка, попади она в руки чиновника из соответствующего ведомства, могла бы для нас и сроком обернуться. До чего же мы были забиты и запуганы, лишены элементарных прав на нормальное человеческое общение с себе подобными.
Но, видимо, даже этот монстр — государственная машина — не до конца выбил из нас человеческие начала. Смертельно усталые, но невероятно счастливые, мы расходились по домам, даже не задумываясь о том, что нас ждет завтра.”
Ленинградский саксофонист Геннадий Гольшейн (он же “Чарли”) после ночного джем-сейшен передаёт в Нью-Йорк с американскими музыкантами свои авторские сочинения; годом позже ансамбль звёзд нью-йоркского джаза (Вик Фельдман, Фил Вудз, Зут Симс и др.) исполняет его музыку по радио «Свобода», именуя автора не иначе как «один советский джазовый композитор», во избежание неприятностей у Гольшейна. Затем выходит пластинка “Виктор Фельдман и все звезды играют первый в мире альбом советского джаза”.
В 70-х годах отечественные джазовые ансамбли гастролируют не только в странах социалистического лагеря. Константин Орбелян со своим оркестром дает концерты в Америке, у Германа Лукьянова они проходят в Голландии, у Игоря Бриля – в Германии, у Леонида Чижика – во Франции, у трио Вячеслава Ганелина – в Италии и Англии, Алексей Козлов со своим «Арсеналом» выступает в Западном Берлине, а Николая Левиновского, Тамаза Курашвили и Алексея Кузнецова прекрасно принимают в Индии.
В период 60-80-е годы в СССР начала выпускаться специализированная литература. Владимир Фейертаг и Валерий Мысовский выпустили брошюру «Джаз», Алексей Баташев издал книгу «Советский джаз», а Валентина Конен – «Рождение джаза». В разных материалах, которые печатают советские музыкальные журналы, уделяется внимание как классическому, так и современному джазу в Советском Союзе. Также выходят в эфир радио и телепередачи, посвященные этому музыкальному стилю. По всему СССР работают джаз-клубы.
В 1974 году некоторые музыкальные училища Советского Союза впервые открывают эстрадно-джазовые отделения. Позже они появляются и в ВУЗах. В это же время пишутся пособия по игре на инструментах, а также такие учебники как «Аранжировка» Георгия Гараняна и «Гармония в джазе» Юрия Чугунова.
Алексей Козлов вместе со своим «Арсеналом» экспериментирует с фольклором, камерной музыкой и джазом. Его примеру последуют Леонид Чижик, Игорь Бриль и Николай Левиновский. У литовских музыкантов Петраса Вишняускаса, Владимира Чекасина и Вячеслава Ганелина вместе с фри-джазом намешана гротесковая театрализация и алеаторика.
Начиная с 70-х годов, самые известные джазовые коллективы СССР официально работают при филармониях.
В современной России пантеон отечественных звезд джаза с каждым годом разрастается. Лариса Долина, Игорь Бутман, Ирина Отиева, Аркадий Шилкопер, Владимир Волков, Сергей Старостин, Сергей Манукян и другие исполнители уже вписали свои имена в славную историю отечественного джаза.
В российской столице каждый год зрители могут побывать на грандиозных фестивалях – «Джаз в саду Эрмитаж», «Триумфе джаза» и «Усадьбе Джаз», в которых участвуют знаменитые и молодые исполнители из нашей страны и зарубежные гости.
БЕННИ ГУДМАН И ОРКЕСТР
С появлением высококачественного формата (Hi-Fi) LP 12" Гудман перезаписал многие свои хиты на студии «Capitol», создав из них альбом «Б. Г.» («B.G.»), ставший хитом в марте 1955 года. Спустя год Гудман записал ещё один альбом, в котором звучала музыка из автобиографического фильма «История Бенни Гудмана» («The Benny Goodman Story»; главную роль в этом фильме сыграл Стив Аллен, однако музыку исполнял сам Гудман). Будучи уже всемирно известным музыкантом, Гудман, тем не менее, желал улучшить свою исполнительскую технику и с 1951 года брал частные консультации у известного английского кларнетиста Реджинальда Келла, приехавшего в США.
Начиная с 1956 года, Гудман совершил ряд гастрольных поездок по миру, в 1962 году посетил Советский Союз. Во время хрушевской оттепели Леонид Утесов в газете «Советская культура» публикует большую статью в защиту джаза, утверждая, что «хороший джаз – это хорошее искусство, а не синоним империализма».
8 марта 1962 года было подписано двухгодичное соглашение по культурному обмену Америки и СССР, и Бенни Гудману дали разрешение взять с собой полный состав его оркестра и отправиться в шестинедельный тур по Советскому Союзу. СССР включил в список ансамбль Игоря Моисеева, пианист Святослав Рихтер, Украинский фольклорный танцевальный ансамбль П. Вирского, балет Большого Театра и Симфонический оркестр Ленинградского филармонии. А 28 мая 1962 года музыканты джаз-оркестра Бенни Гудмана прибыли в Москву. Начался сложнейший гастрольный тур, который оказался нелегким испытанием для Бенни Гудмана и его коллектива.
На следующий день, 4 июля, Никита Сергеевич посетил с неофициальным визитом посольство Америки, поздравив с Днем Независимости.
Там он встретился с Бенни Гудманом и некоторыми из его музыкантов. Между ними состоялась беседа.
«Я не поклонник джаза, – сказал глава советского правительства, – я не понимаю джаз, я не имею в виду только ваш, я не понимаю и советский джаз».
Когда Бенни попытался объяснить некоторые принципы джазовой музыки, Хрущев сказал: «Я люблю музыку, которая трогает сердце. Ну вот, например, такую песню, – сказал он и запел «Катюшу». Бенни подпел, кто-то сел за рояль, получилось очень неплохо и непринужденно, весело.
Гастроли оставили огромный след в сердцах поклонников джаза в Советском Союзе, помогли многим талантливым музыкантам раскрыть свое дарование,
«легализовать» джаз.
В состав специально собранного оркестра вошли самые знаменитые джазмены Америки того времени.
Meet The Band! Бенни Гудман представляет музыкантов: